Курс валют предоставлен сайтом old.kurs.com.ru
Помочь можно здесь
Десятилетним мальчишкой, еще до войны, он шил обувь, чтобы помочь маме поднять троих детей. Всю жизнь проработал плотником. Со своей первой и единственной любовью прожил 65 счастливых лет. Сейчас Геннадию Александровичу 91 год, и о его жизни легко можно написать книгу.
В детстве из-за последствий менингита у него пропал слух. Общаться дедушка может только на жестовом языке или с помощью дактильной азбуки. Так называется система, в которой каждому жесту одной руки соответствует буква русского алфавита.
Увы, совсем недавно Геннадий Александрович потерял любимую супругу – человека, который всегда понимал его несмотря ни на какие особенности. Внучка Марина тут же забрала дедушку к себе: «Казалось, все было в порядке – он был с родными, в тепле и уюте.
Но я видела, как дедушке плохо, он совсем сник, стал таять на глазах, очень тосковал. Не только по бабушке, но и по общению с друзьями из «мира глухих». В обычный клуб для пожилых людей Геннадий Александрович ходить не может. Марина долго искала место, где ему помогли бы, и нашла «Дом слепоглухих». Уже несколько раз они с дедушкой приезжали сюда в гости.
Дом находится за городом. Свежий деревенский воздух, домашний уют, забота сотрудников и волонтеров сотворили чудо: оказавшись в своей среде, Геннадий Александрович оживился и тут же нашел друзей.
Они болтают о погоде, дискутируют о политике, делятся историями о жизни. Недавно Геннадий Александрович попросил разрешения остаться в Доме. Ему очень хочется переехать сюда на длительный срок. Марина готова сделать все, чтобы дедушке было хорошо, только вот в старом корпусе нет ни одной свободной комнаты.
Места в «Доме слепоглухих» не хватает не только дедушке Гене. Своей комнаты ждет и Ваня Кулешов – выпускник Сергиевого-Посадского детского дома для слепоглухих детей. Еще в младенчестве Ваня потерял семью. Юноша совсем не слышит, у него плохое зрение и легкая форма ДЦП. Сотрудники Дома говорят, что он удивительно чуткий, понимающий и отзывчивый человек. Ваню здесь очень любят.
Пока он был маленьким, о нем заботились в детском доме. А когда парню исполнилось 18, его просто «выпустили в мир». Только вот жить один Ваня не умеет.
Если не найдется места в «Доме слепоглухих», он попадет в психоневрологический интернат, и это его погубит. Сейчас Ваня расцвел, нашел друзей, стал смелее и увереннее в себе. Он следит за порядком на территории Дома и учится работе с керамикой – для постояльцев открыты мастерские.
«Дом слепоглухих» – это благотворительный центр в новой Москве. Здесь люди, которые не видят и не слышат, учатся азбуке Брайля, ориентации в пространстве, посещают уроки компьютерной грамотности, осваивают ремесла. Кто-то приезжает на месяц, кто-то живет год, некоторые еще дольше.
Желающих переехать сюда стало слишком много. Старого дома на всех не хватает. Не так давно авторы проекта смогли возвести еще один корпус в деревне Пучково. Строительство обошлось в 20 миллионов рублей. А «Дом» прибавил 500 квадратных метров. Перед заселением новых жильцов нужно привести в порядок территорию и закупить мебель для дома.
Сообщество социальной поддержки слепоглухих «Эльвира» собирает 700 000 на обустройство комнат и территории.
Пусть Ваня, дедушка Гена и другие люди с инвалидностью скорее переедут в новый дом!
Про "фермент, которого нет у якутов" — вранье?
В Якутии, наверное, не найдется человека, который бы не слышал, будто все проблемы с алкоголизмом у нас возникают из-за того, что «в организме северных народов нет фермента, который расщепляет алкоголь». Вон про это и мегапередачи показывают по разным каналам, из которыз следует, что каждый четвертый из нас алкоголик, а каждый третий олигофрен. Как еще не вымерли при таких раскладах — удивительно.
А тем временем генетики делают удивительные заявления.
Так ведущий научный сотрудник Института общей генетики Российской академии наук (РАН, а не фейковая РАЕН!), Светлана Боринская заявила:
— Нет данных, что якуты спиваются легче, чем какие-либо другие народы. Мы изучали генетические особенности российского населения. Почему-то модно сейчас говорить, что русские или другие народы России пьют, потому что у них какие-то специальные гены.
Никаких специальных генов мы не нашли, наоборот, есть ген, правда, у небольшой части населения, которые защищают от злоупотребления алкоголем. У носителей этих вариантов генов больше отравление алкоголем, поэтому они меньше пьют.
У русских частота таких вариантов генов от 5 до 8% населения, может быть, в каких-то районах и 10%, а в Якутии побольше – до четверти населения якутов от избытка употребления алкоголя защищена.
Опаньки?
Ситуация-то прямо противоположная той, что утверждают самопровозглашенные мракобесы от собриологии?
Под катом — стенограмма разговора с Светланой Боринской на телеканале «Дождь». Местами очень даже интересно.
Лобков: Считается, что северные народы, в том числе, якуты, легче спиваются и им нельзя пить вообще, поэтому с Якутии начался сухой закон.
Боринская: Нет данных, что якуты спиваются легче, чем какие-либо другие народы. Мы изучали генетические особенности российского населения. Почему-то модно сейчас говорить, что русские или другие народы России пьют, потому что у них какие-то специальные гены.
Никаких специальных генов мы не нашли, наоборот, есть ген, правда, у небольшой части населения, которые защищают от злоупотребления алкоголем. У носителей этих вариантов генов больше отравление алкоголем, поэтому они меньше пьют.
У русских частота таких вариантов генов от 5 до 8% населения, может быть, в каких-то районах и 10%, а в Якутии побольше – до четверти населения якутов от избытка употребления алкоголя защищена.
По генам с российским населением все в порядке, ничем не отличается от населения других европейских стран, поэтому причины пития следует искать в социальной сфере.
Писпанен: Получается, что якуты на генном уровне защищены от спивания.
Боринская: Не сильно, по крайней мере, по тем генам, которые мы смотрели. Конечно, мы не все гены смотрели, и все гены пока не известны, может быть, где-то что-то есть, но это неизвестно.
Писпанен: Почему тогда такой устойчивый миф, что северные народы спиваются, что они не расщепляют алкоголь?
Боринская: Это была сделана ошибка 30 лет назад, когда были обнаружены гены, которые от алкоголизма на самом деле защищают. Они распространены в Китае, Японии. Многие там не могут пить. Немножко выпил, и стало так плохо, что физически продолжать пить невозможно.
Так как сначала изучили несколько народов, относящихся к монголоидам, сделали неправильный вывод, что у всех монголоидов есть такие гены, а потом еще перевернули, что эти гены защищают. Все получилось наоборот. Ген на самом деле защищает, а не предрасполагает к алкоголизму. С генетикой там все нормально.
Есть другая особенность, что коренные народы севера традиционно были приспособлены к другому питанию, не такому, какое сейчас есть, современное городское. Очень много мяса, жира.
Традиционно в питание входило 200г жира в день, это как пачка масла, только не сливочного масла: это был жир морских животных, обладающий абсолютно другими свойствами. Когда такие народы переводят на современную диету, у них могут возникать нарушения.
Писпанен: То есть старинный закон – водку только с салом? И никто спиваться не будет?
Боринская: Во-первых, водка – это очень вредно, лучше что-нибудь полегче, потому что одна из причин сверхвысокой смертности российских мужчин – это то, что они пьют крепкие напитки, не вино, не пиво, а именно водку.
В России до 70% потребляемого алкоголя шло как крепкие напитки, то есть водка или самогон. Это огромный вред организму, удар по печени.
После Нового года повышается смертность, потому что были праздники, да еще при этом начинают рассказывать, что пить полезно для здоровья.
Лобков: На графике виден результат антиалкогольной кампании 86ого года, резко смертность упала. Возможно, что с Якутии начинается новая эра антиалкогольной кампании?
Боринская: При этом невозможно сразу отменить алкоголь. Политика должна быть продумана, правда, вопрос не к генетикам, а к социологам и к тем, кто занимается такими исследованиями реакции людей на различные нововведения.
Нельзя не согласиться я Евгением Брюном, главным наркологом, о том, что необходимо продумать меры. В других странах тоже вводили меры ограничительные, но не сразу сухой закон. Надо просчитать, какой будет вред, какая будет польза.
Антиалкогольная кампания, которую в горбачевские времена тоже многие ругали, спасла жизнь почти полутора миллионов россиян.
- Писпанен: С другой стороны, многие травились самопалом, контрафактом.
- Боринская: Это сказки, в целом жизни были спасены.
- Лобков: Максимум смертности от отравления алкоголем был в 1992 году.
Боринская: Это когда разрешили продавать спирт «Рояль». На графике виден провал в середине – это антиалкогольная кампания, когда было ограничено потребление спиртного.
Лобков: Почему северные народы с себя решили начать, в частности, Якутия? Может, у них похмелье тяжелее проходит?
Боринская: Я думаю, они не успевают разобраться, как проходит похмелье. Действительно, на севере пьют больше, даже есть термин «северный алкоголизм». Это относится не только к населению Якутии.
Наверное, власти в Якутии решили выходить из катастрофической ситуации, может быть, пытаются сделать слишком резкое движение. Эта инициатива привлекает внимание как забота о здоровье населения.
Продолжительность жизни мужчин у нас в стране на 12-15 лет меньше, чем в Европе, а в сильнопьющих районах еще меньше. Необходимо, чтобы люди жили дольше, нормально работали. Причина смерти половины мужчин трудоспособного возраста связана с злоупотреблением алкоголя.
Это либо прямая смерть – слишком много выпил или выпил не то – либо ДТП, драки, убийства, бытовой травматизм, производственный травматизм. Это огромный экономический ущерб.
Лобков: Возвращаясь к генам, можно сказать, что не генетические особенности северных народов побуждают их больше чувствовать проблему алкоголизма? Или определенный генетический фактор все-таки есть?
Боринская: Генетический фактор есть, но вряд ли он вносит такой большой вклад в проблемы северных народов. Наоборот, те гены, которые у них есть, должны снижать примерно на 20% количество выпитого, у той четверти носителей, о который я говорила, что у них такие гены обнаружены.
Причины северного алкоголизма – это образ жизни, социальные проблемы, может быть, недостаток солнца. Во всем надо внимательно разбираться.
Конечно, надо снижать количество выпитого, вводить ограничения на продажу спиртного, и такие меры обязательно дают результат, но надо делать это разумно, и необходима вместе с такими мерами просветительская кампания, кампания от медиков.
#каким_местом_думали?
Евгений Брюн: проблемы с алкоголем связаны не только с генетикой
В министерстве здравоохранения подписан приказ о том, что отныне при прохождении освидетельствования водителя на трезвость будут учитывать только показания прибора. Причем проверять будут дважды с интервалом в 20 минут.
В министерстве здравоохранения подписан приказ о том, что отныне при прохождении освидетельствования водителя на трезвость будут учитывать только показания прибора. Причем проверять будут дважды с интервалом в 20 минут.
Клинические же признаки, как то невнятная речь, неуверенная походка, учитываться не будут. Об этих изменениях в практике проведения медосвидетельствования водителя мы попросили рассказать главного нарколога Минздравсоцразвития.
Егений Брюн на связи со студией «Вестей ФМ» по телефону.
«Вести ФМ»: Евгений Алексеевич, здравствуйте!
Брюн: Здравствуйте!
«Вести ФМ»: Получается, что без прибора никаких выводов сделать не смогут при проверке? Даже если видно дрожание рук, изменение кожных покровов?
Брюн: Нет-нет, это не совсем так.
«Вести ФМ»: А как? Объясните!
Брюн: Я думаю, что подписанный приказ, утвержденный Минюстом, не совсем правильно понят. Клиника обязательна. Да, у нас как бы стартовая позиция, что мы за рулем не пьем, и должен быть ноль на приборе. Да?
«Вести ФМ»: Да, об этом мы договорились. Вот как проверять?
Брюн: Процедура простая. Даже не двукратное, а трехкратное измерение. Сначала на дороге у гаишника, потом в кабинете экспертизы алкогольного опьянения, и потом через 20 минут еще раз повтор. И вот все те разговоры, которые касаются там кваса, ну, чего еще…
«Вести ФМ»: Кефира.
Брюн: .Препаратов… О кефире вообще речь не идет. Квас если держать во рту и дуть в трубку, он чего-нибудь покажет. Через 10 минут он ничего показывать не будет. Пока человек доедет до кабинета экспертизы, там вообще все будет по нулям. Ну и потом люди должны прекрасно понимать, что квас – это слабоалкогольный напиток, и он делается по тем же примерно процедурам, как и пиво.
«Вести ФМ»: Евгений Алексеевич, вот я хотела вас немножко вернуть в начало. Вы сказали, что все-таки клинические показания будут учитываться. Вот сегодня…
Брюн: Будут учитываться обязательно. Я вам скажу, для чего. Дело в том, что в ряде случаев будут спорные какие-то моменты. Будут опротестования заключения этой экспертизы, будут судебные разбирательства. Человек будет доказывать, что у него один, два, три промилле…
Помните, как в «Ревизоре», меня мама уронила на пол, с тех пор от меня пахнет водкой. Вот некоторые люди будут доказывать, что они рождены с высоким эндогенным этанолом, и это показывают наши приборы. В таких случаях клиника необходима. Будут соответствующие экспертизы, на основании которых уже будут делаться заключения.
У нас есть специальные комиссии конфликтные, которые вот эти случаи разбирают.
«Вести ФМ»: Евгений Алексеевич, и еще вопрос, в котором немножечко мы отступим от темы. Сегодня пришло любопытное сообщение о том, что американские ученые из университета штата Северная Каролина открыли ген, который может помочь в борьбе с алкоголизмом, якобы этот ген вызывает физические отвращение к алкоголю. Вы что-нибудь об этом знаете?
Брюн: Это смешная история. Вообще погоня за генами алкоголизма уже лет 50, наверно, имеет свою историю. И сейчас выделено примерно 7 генов, которые так или иначе повышают риск алкоголизма. Мы считаем, что реально работают 2 гена, которые… Один из низ отвечает за дефаминовый обмен, другой за фератаминовый. Долго объяснять, что это такое.
«Вести ФМ»: Понятно.
Брюн: Да. Ну, вот… Ведь мы не крысы, мы сложнее устроены. У нас ведь еще есть душа, кроме генов. И очень многие проблемы, связанные со злоупотреблением алкоголя, связаны не столько с генетикой, причем при одних и тех же поломках в генетике могут быть люди асоциальные и гиперсоциальные. Алкоголики и трезвенники. И просто генами это все не объяснишь.
Комментарий Евгения Брюна относительно освидетельствования пьяных за рулем слушайте в аудиофайле.
Главный нарколог РФ Евгений Брюн: Принудлечение – мера необходимая и спасительная
В разделе
Сейчас на высшем уровне медицинской иерархии решается вопрос о введении принудительных мер для злостных алкоголиков и наркоманов. Возможно, уже очень скоро их начнут силой отучать от пагубных привычек.
Закон, который находится ещё в стадии разработки, вызвал массу противоречивых мнений. Для многих сограждан в воздухе уже забрезжил холодный призрак «лагеря трудового принуждения» – так в народе расшифровывали казённую аббревиатуру «ЛТП».
Разъяснить ситуацию мы попросили главного нарколога РФ Евгения Алексеевича Брюна.
–Идея ввести принудительное лечение от алкоголизма и наркомании звучит всё настойчивее. Как вы считаете, россияне уже не в силах справляться со своими проблемами в одиночку? Неужели тут нужно вмешательство «сверху»?
– Чтобы один крепко пьющий человек излечился от своей зависимости, ему нужно потратить массу усилий – и то результат не гарантирован.
Но чтобы бросило пить хронически больное общество, представьте, сколько должно быть приложено сил и средств. С наркоманией тоже всё сложно.
В любом случае справиться тут реально только государственными силами, и на решение проблемы, безусловно, должны быть мобилизованы все возможные ресурсы, в том числе и законодательные.
– Какова сегодня в стране статистика по алкоголизму и наркомании?
– Количество наркоманов в РФ сегодня составляет 550 тыс. человек, в Москве их 30 тыс. человек. Но, по экспертным расчётам, это количество должно быть умножено на коэффициент 2,5, а в Москве на коэффициент 7.
Это значит, что в России примерно 1,5 млн наркоманов, а тех, кто употреблял наркотики, но не является зависимым, в 50 раз больше.
Ещё примерно 10% людей, проходящих лечение в общесоматических больницах страны, – это люди с заболеваниями, напрямую связанными со злоупотреблением алкоголем и наркотиками.
– Не является ли принуждение в таком вопросе нарушением прав и свобод личности? И вообще, можно ли лечить человека, если он сам этого не хочет?
– Я сказал бы – и думаю, многие меня тут поддержат, – что принуждать их отказываться от алкоголя и наркотиков не только можно, но и нужно. Хотя, разумеется, без доброй воли больного абсолютного эффекта от лечения ожидать трудно. У психиатров-наркологов есть неписаное правило: излечить нельзя, излечиться – можно.
Как показывает опыт, положительная динамика в лечении больного алкоголизмом или наркоманией наблюдается только тогда, когда пациент сам стремится к исцелению. Так вот, все наши активы мы направим на то, чтобы это принуждение принесло положительные плоды и человек потом мог вернуться в общество и не держал бы зла на врачей.
Принимая пациента, мы всегда первым делом начинаем внушать ему, что это жизненно необходимо. Вы думаете, что алкоголики и наркоманы прямо-таки бегут в больницы? На самом деле добровольно лечиться почти никто из них не хочет.
Соглашаясь пройти курс лечения, такой больной обычно просто идёт навстречу родственникам или сдаётся под влиянием момента, испуга или каких-то других субъективных обстоятельств, но искреннего намерения развязаться со своей проблемой он, как правило, не имеет.
Большинство из них начинают проситься домой на второй день! Мы проводим с ними титаническую работу, уговаривая остаться в стенах больницы. Однако насильно удерживать их мы не имеем права, и они снова пускаются во все тяжкие и обрекают себя и нередко своих близких на гибель. Вот почему в таком вопросе принуждение является мерой необходимой и спасительной.
– Как вы видите принуждение без унижения?
– Если такая законодательная мера будет принята и зависимых начнут, как вы говорите, принуждать к лечению, то это будет происходить вовсе не в репрессивной или какой-то унизительной форме. Именно сейчас мы работаем над механизмом этого самого «принудлечения». Во-первых, будет строго соблюдаться законность.
Возможно, кому-то дадут шанс сначала самостоятельно решить свою проблему, если надо, помогут пройти лечение добровольно. Во-вторых, никто никого не сможет под эту вывеску «упрятать», об этом мы тоже обещаем позаботиться.
Но уж когда больной поступит на лечение, с ним начнут работать целый штат врачей, психологов и социальных работников, и в конце концов он начнёт с ними сотрудничать.
Поэтому не стоит сейчас, когда только-только наметился положительный сдвиг в таком серьёзном деле, заранее подвергать критике, по сути, единственную возможную программу по избавлению общества от этой беды. Для начала всем нам надо понять, что в борьбе с пьянством и наркоманией – как на войне – все средства хороши.
Если вы хотите морализировать на тему свободы выбора, то спросите сначала мнение тех, в чьих семьях уже случилось такое несчастье, у кого пьёт или колется близкий человек. Эти несчастные отравляют жизнь не только себе! А потом это ведь, образно говоря, заразно.
Если в доме употребляет отец, то в 90% случаев эстафету примет сын, причём уже в подростковом возрасте! Те, кто не знает этого из личного опыта, не поймут, до какой степени отчаяния алкоголики и наркоманы доводят своих матерей, жён, мужей и детей, в какую пытку превращают их существование, не говоря уже о своём.
Поэтому все разговоры о нарушении свобод в этой ситуации я могу расценивать как безответственный популизм. Когда пьёт почти половина населения, включая женщин и детей, такие слоганы неуместны. И ещё в отношении свободы – я прошу вас задуматься: а разве человек, который полностью зависит от зелья, может считать себя свободным? Является ли он свободным на самом деле? Он уже по уши в рабстве у своей пагубной страсти. Кроме того, этого человека надо спасать чисто физически, так как алкоголизм – это медленное самоубийство. И это серьёзная психическая болезнь.
– Где предполагается проводить лечение? Учреждения будут принадлежать пенитенциарной системе или системе здравоохранения?
– Пока ещё окончательного решения нет, так же как и готовой схемы последующих действий. Всё находится в стадии разработки. Могу сказать только, что если и будут для этих целей созданы отдельные учреждения, то они ни в коем случае не станут дубликатами советских ЛТП.
Мы, в частности, сейчас изучаем зарубежный опыт – опыт тех стран, где принудительное лечение существует и, в общем-то, оправдывает себя. Например, в США такая практика бытует давно и благополучно, и общество вполне ею довольно. Возможно, что-то из зарубежных полезных наработок сможет пригодиться и у нас.
Во всяком случае, я обещаю, что мы не собираемся усеивать страну исправительными лагерями с колючей проволокой.
– Как туда будут попадать – по решению суда, по заявлению родственников?
– Конечно, не обойдётся без участия и судебных органов, и ближайшего окружения больного.
– А как быть тем, кто сам хочет «сдаться»? Ждать, когда кто-то даст о нём сигнал? Или надо будет совершить какой-нибудь неблаговидный поступок в общественном месте?
– Ну, это абсурд. Наоборот, таким людям и сейчас оказывается вся возможная помощь, их госпитализируют при первом же обращении, так что нет причин менять что-то и в будущем.
– Но разве мест в государственных больницах хватает? И почему в народе считается, что лечение от алкоголизма стоит фантастических денег?
– Благодаря широкой рекламе коммерческих клиник и частной наркологии, которая действительно стоит огромных денег и не гарантирует никакого результата. И даже хуже того, частная наркология способна только навредить больному, так как работает она лишь на собственный карман, по большому счёту калеча тех, кто обращается к её помощи, и взимая за это космические суммы.
Я утверждаю, что единственное возможное лечение алкоголикам и наркоманам в состоянии обеспечить только государственная система медпомощи, включающая в себя целый комплекс необходимых методик, тогда как частники эксплуатируют какой-то один узкий метод, не всем больным подходящий.
Поэтому я настаиваю на том, чтобы сделать лечение и реабилитацию нарко- и алкогольно-зависимых прерогативой государственной медицины.
– И всё-таки у нас есть проблемы с койко-местами в государственных наркологических больницах. Во всяком случае, на периферии с этим гораздо сложнее, чем в столице, люди практически предоставлены сами себе. Вы намерены решать эту проблему?
– Минздравсоцразвития РФ уже сейчас направляет большие средства в региональную наркологию, устанавливается более жёсткий контроль за наркодиспансерами на местах, и мы постараемся сделать так, чтобы ни один из самых отдалённых уголков нашей страны не оказался не охваченным необходимой наркологической помощью.
«Искоренить наркоманию не получится» Главный внештатный психиатр-нарколог Минздрава России Евгений Брюн о ситуации с наркозависимостью в России и в мире
Проблема наркомании, к сожалению, остается животрепещущей для российского общества. В мировом масштабе, впрочем, ситуация с употреблением наркотиков еще более плачевна.
О том, можно ли излечиться от зависимости и что для этого делают врачи в нашей стране, «Известиям» рассказал главный внештатный психиатр-нарколог Минздрава России, директор Московского научно-практического центра наркологии профессор Евгений Брюн.
— Изменилось ли за последнее время в обществе отношение к наркомании как явлению и к наркоманам как стигматизированному классу?
— Маловероятно. Наркоманов по-прежнему боятся и ненавидят.
Всё, что с ними связано, пугает обывателя, наркоманию считают грехом, с ней связывают преступность, инфекции, болезни, наркоманов чураются и мало кто относится к ним с сочувствием.
А о том, что наркомания — это заболевание, причем хроническое, начинающееся не в тот момент, когда человек впервые принял запрещенные вещества, а задолго до этого, мало кто задумывается.
— Тогда что является причиной заболевания? Ведь известны случаи, когда один пробует наркотик и не становится наркоманом, а другой подсаживается уже после первого употребления?
— Мы, врачи, всегда говорим, что наркоманы, или зависимые, — это люди с особой генетикой и биохимией головного мозга. У них с детства наблюдаются особенности психического реагирования.
Им свойственны нестабильное психическое состояние, аффективные расстройства, депрессия или, наоборот, повышенный фон настроения, для них характерно грубое расстройство поведения, они плохо ориентируются в пространстве и времени.
Вообще, наркомания — это био-, психо-, социо-, духовная модель заболевания. Как настоящая Химера, оно повреждает организм и личность в самых разных сферах.
Здесь нет какой-то одной причины, которая определяла бы его развитие, это всегда накопление суммы факторов риска, от генетических, врожденных, связанных с беременностью и родами, до взаимоотношений в семье и с информационной средой.
По сути всё, что нарушает ход привычного развития человека, может привести к зависимому поведению. Причем зависимому в широком смысле, сюда же попадет и терроризм, и религиозный фанатизм, и агрессия, и трудоголизм, и многое другое.
Такие люди живут в ситуации внутренней нестабильности и многие ищут некое абстрактное лекарство, средство, которое могло бы им помочь. Если вдруг в их руки попадает наркотик и они употребляют его, они испытывают невероятное облегчение.
Система приходит в равновесие, более того, жизнь расцвечивается яркими красками, и тогда зависимость образуется с первого предъявления. А употребление становится вариантом самолечения. На какое-то непродолжительное время это помогает, а потом начинаются проблемы.
— Вы говорите, что причины развития зависимого поведения в том числе и генетического характера. Можно ли перепрограммировать наследственность?
— Редактирование генома запрещено. Недавно в Китае один ученый отредактировал ген и скорректировал его по части иммунодефицита, и в результате родились две девочки без предрасположенности к ВИЧ. В научном мире разразился скандал, и правительство Китая запретило эти исследования.
Здесь есть определенный этический момент, потому что мы не знаем, чем в глобальном смысле это грозит человечеству.
Так что пока генетическое редактирование — это не выход, но само знание о предрасположенности, которое мы выявляем на основе генетических тестов, позволяет точнее и четче подбирать индивидуальную терапию.
— Насколько ребенок алкоголиков или наркоманов обречен повторить их судьбу?
— Здесь речь идет не об аномалии или патологии, а о генетических особенностях. В одной и той же семье один ребенок может стать асоциальным наркоманом, а другой — гиперсоциальным трезвенником. Одной генетики всегда мало, помимо нее человека формирует определенный социум, привычки, окружение.
— Как вам кажется, так называемая серая зона принудительного лечения должна быть как-то переосмыслена с точки зрения закона? Известны случаи, когда наркоманов изолируют, приковывают к батареям, отбирают у них паспорта.
— Это и есть проявление обывательского отношения к болезни. Такие люди убеждены, что наркомания — это не заболевание, а преступление. Отсюда наручники, принудительная голодовка и многое другое. Подобные представления о специфике заболевания совершенно ненаучны, и насильственные методы удержания абсолютно незаконны.
Другое дело, что у больных случаются острые состояния — психозы. Такой человек словно находится в ином мире и не понимает, что с ним происходит. И недобровольная госпитализация здесь помогает просто спасти его от смерти, а окружающих — от опасности насилия. Такие формы госпитализации практикуются, но они всегда утверждаются судом.
В течение 48 часов при недобровольной госпитализации мы подаем документы в суд, их там рассматривают, и либо дают добро, либо нет. По истечении этого срока человек приходит в норму, с ним уже можно разговаривать и мотивировать его на продолжение лечения, но ни о каком насилии здесь не может быть и речи.
Мы по-любому обязаны находить с ним общий язык и договариваться.
— Это правда, что до тех пор, пока человек сам не поймет, что ему необходима помощь, пытаться вытаскивать его и помогать ему бесполезно?
— Да. Но возможно подвести его к размышлениям. Я, например, общаясь, предпочитаю задавать вопрос: «Зачем?» Зачем ты это делаешь? Для чего? Зачем начал употреблять? Зачем продолжаешь? Что в твоей жизни представляют и заменяют наркотики или алкоголь?
Был очень показательный случай. В одном творческом вузе студент прямо в туалете погиб от передозировки, ректор вызвал нас и попросил принять меры. Мы обследовали всех учащихся.
Как показали наши лабораторные исследования, 15% уже имели опыт употребления наркотиков.
Я их всех по очереди приглашал к себе и задавал один и тот же вопрос: «Зачем? Зачем вы это делаете?» Через год мы снова всех проверили и вместо 15% получили всего 2%. Вот такой результат от 15–20 минутной беседы.
— Ну это чудеса какие-то…
— Никаких чудес. Это технология. Когда подростки начинают употреблять наркотики, они не задают себе вопрос, зачем они это делают и какие будут последствия. А подросток — это же особая личность.
Он всегда участник какой-то референтной группы, и когда там кто-то принимает наркотики, он практически обречен их принимать. Он подчиняется закону большинства.
Но если спровоцировать его на размышления о причинах и следствиях, очень многое можно изменить иногда даже одним разговором.
— Как вы относитесь к группам самопомощи и сообществу анонимных наркоманов?
— Это потрясающие организации. Они заполняют ту нишу, которую мы заполнить не в состоянии. Врач по определению не может 24 часа в сутки общаться со своими больными. А они могут. Врач не может сопровождать больного в открытом мире. А они могут.
В сообществе анонимных наркоманов есть так называемые спонсоры, наставники, которые лично отвечают за группу выздоравливающих людей, которых они сопровождают. Здесь огромную роль играет фактор доверия.
Как правило, спонсор — это человек с многолетней ремиссией, который утвердился в своей чистоте и трезвости и пример которого мотивирует его подопечных. Вообще, считается, что выздоравливающие — это одна из самых социально активных групп в обществе.
— Нужна ли этим организациям помощь со стороны государства, если они доказали свою эффективность?
— Сообществу анонимных наркоманов не нужна помощь. Их собственный выбор и философия таковы, что они не участвуют ни в политической, ни в экономической деятельности государства и с официальными учреждениями не сотрудничают. Они так и говорят: «Мы выздоравливаем сами по себе».
У них это одна из основных традиций.Но мы всегда предоставляем им и помещение, и часы, и допускаем их к работе в отделении с нашими больными, чтобы они мотивировали людей на выздоровление. Мы очень плотно и тесно сотрудничаем и дружим.
Я с большим уважением отношусь к ним и к их деятельности.
— Как вы считаете, все-таки «однажды наркоман — навсегда наркоман»?
— Мы этого не знаем. Философия анонимных наркоманов такова: мы неизлечимо больны, поэтому мы не принимаем наркотики.
— Есть люди, которые 20, 30, 40 лет остаются чистыми и продолжают считать себя наркоманами. Но ведь мозг хитрая штука, как сформулируешь проблему, так он и будет ее распознавать. Не программируют ли эти люди стигму неизлечимого заболевания?
— Знаете, как говорят: «Был ли счастлив человек в своей жизни, можно сказать только после его смерти». Выздоровел ли человек от наркомании и алкоголизма, мы можем сказать только по факту его жизни. Ничего другого мы сказать не можем. Всё остальное мы называем ремиссией. И я объясню почему.
Мы можем остановить заболевание как текущий инвалидизирующий процесс. Это сугубо медицинская часть. Но все факторы риска, особенно генетические, остаются с человеком на всю жизнь. Мы не можем изменить генетику. Здесь он компенсирует все свои проблемы своим поведенческим и духовным развитием.
И, как я говорил, это вполне реально.
— На вашей памяти случались исцеления в совершенно безнадежных случаях?
— Лет двадцать назад ко мне привели 19-летнего парня. Там были и наркотики, и спиртное, и табак, и девочки, и мальчики — полный набор. Весь дерганый, нервный. Мы с ним проговорили, наверное, полчаса, минут сорок. Я слежу за ним много лет, так вот он до сих пор не пьет, не курит, не употребляет, у него семья, работа, двое детей, счастливая мать.
Вот что случилось тогда во время этого разговора? Непонятно. И был другой случай, чтобы вы не думали, что я такой гениальный. Мальчик 16 лет. Первая проба героина. Его приводят ко мне. Мы разговариваем. Один раз встречаемся, потом еще, еще и еще. Через два года он погибает от передозировки. Я ничего не смог сделать, я до него не достучался. Так что тут не всё в наших силах.
Что-то еще происходит и на небесах.
— В общественном сознании наркоман — это человек, который употребляет опиаты и героин. Но на рынке появляется огромное количество совершенно новых наркотиков — дизайнерских солей, синтетических психостимуляторов. Представляют ли они проблему с точки зрения поисков новых подходов и методов лечения?
— Они огромную проблему представляют. Героиновые наркоманы стали стареть и умирать, многие переходят на алкоголь, и их становится всё меньше. Но общий процент наркоманов не снижается, потому что молодежь стремительно пересаживается на синтетику.
У нас есть регионы, где героина почти нет, он практически ушел с нелегального рынка, но всё заполнено новыми дешевыми наркотиками из Китая. Мы даже распознать их часто не в состоянии, методы обнаружения этих наркотиков дорогостоящи и пока несовершенны.
— То есть мы можем говорить об эпидемии?
— К сожалению, да. И мало сказать, что наше общество не готово к ней. Всё еще хуже, поскольку цивилизационный вызов в борьбе с наркоманией, алкоголизмом и зависимым поведением человечество пока проигрывает.
Западный мир идет по пути легализации наркотиков; мы, Япония и Китай действуем жестче, но с легализацией тоже не всё так просто. Например, в Америке 28 млн населения, а это почти 10%, сидит на опиатных анальгетиках.
Поскольку в концепции либеральной философии каждый человек имеет право на обезболивание, он приходит к врачу и говорит: «Мне больно, плохо, помогите».
И там врач не разбирается, какого происхождения эта боль — телесная, неврологическая, психосоматическая, душевная; он не берется за выявление ее причин, а просто выписывает зеленый рецепт в зеленую аптеку. Человек идет туда, покупает коноплю и поднимает себе настроение.
А потом, спустя какое-то время регулярного употребления, наступают выхолащивание и запустевание личности и психоз. И ведь это всё давно описано, опасности подобных методов известны с 1950-х годов, но идти этим путем дешевле и проще. В результате американские врачи посадили свое население на наркотики, получили колоссальный рост смертности и теперь не знают, что с этим делать.
Наркоэпидемии будут прогнозировать В России появится центр анализа распространения новых наркотиков
— Вы не скрываете, что являетесь противником заместительной метадоновой терапии, используемой в США.
— Метадоновую программу там ввели еще в 1960-х годах. И спровоцировала это в известной степени сама система американского здравоохранения. В России — при всей критике — здравоохранение социально ориентировано. Есть определенный набор расстройств и заболеваний, которые лечатся за счет бюджета, независимо от того, есть у вас страховка, жилье, семья, деньги и так далее.
Пришел человек с наркоманией или шизофренией, и ему предлагается полный набор методик, которыми мы владеем для лечения и реабилитации. Ему только надо переступить наш порог, и всё будет предоставлено за счет государства. В Америке обязательно кто-то должен заплатить за тебя.
Там уже в 1960-х годах накопилось большое количество наркоманов, не имеющих ни страховки, ни работы, ни средств к существованию. Платить за них некому, но и делать с ними что-то надо. И государство выбрало наиболее дешевую программу метадоновой терапии.
Они называют ее заместительной, но это не точный термин, скорее, это восполняющая терапия, то есть один наркотик просто подменяется другим. Конечно, как врач, психиатр-нарколог, я не могу поддерживать такие методы.
Американские врачи посадили свое население на наркотики, получили колоссальный рост смертности и теперь не знают, что с этим делать
— Скажите, в глобальном смысле борьба с наркоманией безнадежна? Человечество проигрывает ее?
— К сожалению, да. Конечно, мы можем и должны минимизировать ее как явление, но искоренить наркоманию не получится. Человечество всегда употребляло психостимулирующие вещества. Наркотики находят в могильниках сорока-, пятидесятитысячелетней давности.
Есть только одно место на земле, где наркотики никогда не употребляли — одно! — поселение в Гренландии в тысяче километров от Северного полюса. Но там просто физически ничего не растет, а люди живут.
Во всех остальных местах мира в разные времена обязательно что-то употребляли, и когда в концепции буржуазного мира коллективная ответственность сменилась индивидуальной, началась эпидемия алкогольной и наркотической зависимости. И пока она только прогрессирует.
— И все разговоры о некой волшебной пилюле…
— Это чистое мошенничество! Ну что вы, какая пилюля? Только тяжелый труд и никаких компромиссов. Труд и выздоравливающего, и его близких, и родственников, и врачей, и специалистов. Всё остальное — шарлатанство!
— Что бы вы посоветовали обычному человеку, которого жизнь или случай свели с наркоманом? Можно и нужно ли здесь чем-то помочь или лучше вообще не связываться?
— С самим наркоманом часто лучше не связываться, просто потому что его поведение может быть неадекватным. Но всё зависит от ситуации. Иногда можно и нужно проинформировать родственников, а иногда даже полицию, с которой тоже не так всё однозначно — зависит от того, на кого попадешь. Иногда это оказываются отзывчивые, хорошие люди, которые и нам в том числе очень помогают.
Наши больные в открытом мире живут в атмосфере страха и ненависти. Этому можно и нужно противопоставить понимание, заботу и любовь.
Но тут есть один очень важный момент: не бойтесь наркоманов вообще, опасайтесь тех, кого вы не знаете. А тем, кто активно выздоравливает, — помогайте. С вашей помощью они успешнее сделают ту работу, которую им необходимо сделать.
К сожалению, эта проблема может коснуться любого: ваши дети наверняка или попробуют наркотик, или будут общаться с теми, кто употребляет. Поэтому каждая семья должна быть хотя бы информирована и готова противостоять этому миру.
Но не больному человеку. Больного надо брать за руку и вести к специалистам. Силовыми методами надо бороться в отношении наркомафии и распространителей. Но тут, опять же, проблема: каждый потребитель наркотиков еще и распространяет их. Поэтому он и больной, и преступник в одном лице.
И это осложняет и его жизнь, и нашу работу, и существование общества в целом. А вообще, я для себя так сформулировал проблему: «Выздоровление начинается с милосердия».
Наши больные в открытом мире живут в атмосфере страха и ненависти, их боятся и сторонятся, и единственное, что этому можно и нужно противопоставить — это понимание, заботу и любовь.
Загрузка...
